В предыдущей статье было рассказано о молодости Евно Азефа, начале его сотрудничества с Охранным отделением и фантастической карьере в партии эсеров. Сегодня мы продолжим и закончим этот рассказ.
Глава Боевой организации эсеров
13 мая 1903 года (по Григорианскому календарю) первый глава Боевой организации Григорий Гершуни был арестован в Киеве – и, следует сказать, что Азеф к его аресту не имел никакого отношения. В 1906 году Гершуни бежал из Акатуйской каторжной тюрьмы (был вывезен в бочке с капустой) и через Японию добрался до США.
Григорий Гершуни
Здесь он собрал для своей партии огромную сумму – 180 тысяч долларов. Американская валюта в то время ещё обеспечивалась золотом, и на рубеже XIX–XX веков золотое содержание одного доллара составляло 0,04837 унций. Таким образом, 180 тысяч американских долларов в 1906 году – это 8 706 унций золота, что по курсу на 3 октября 2023 года составляет 16 миллионов 38 тысяч 427 долларов 9 центов или 1 миллиард 579 миллионов 468 тысяч 280 рублей. Кстати, Горький в 1906 году собрал в США всего 10 тысяч долларов (891 023,77 доллара по нынешнему курсу) – в 18 раз меньше.
В марте 1908 года Гершуни умер в Женеве от саркомы легкого. Но еще в 1903 году его место на посту главы Боевой организации эсеров занял именно Азеф. Надо сказать, что Азеф проявил себя блестящим организатором и хорошим психологом. Лично им подобранные сотрудники (которые и понятия не имели о том, что шеф служит в Охранке) оказались исключительно стойкими на допросах, никто из них не сотрудничал со следствием и не выдал своих товарищей. Именно Азеф выделил и сделал своим заместителем Б. Савинкова, который потом сменит его на посту главы Боевой организации.
Б. Савинков
О своем начальнике Савинков писал:
«Я был связан с Азефом дружбой. Долговременная совместная террористическая работа сблизила нас. Некоторые странности его характера я объяснял недостатком душевной чуткости и тою твердостью, которая в известных пределах является долгом человека, несущего ответственность за боевую организацию. Я мирился с этими странностями.
Я знал Азефа за человека большой воли, сильного практического ума и крупного организаторского таланта. Я видел его неуклонную последовательность в революционном действии, его преданность революции, его спокойное мужество».
Я знал Азефа за человека большой воли, сильного практического ума и крупного организаторского таланта. Я видел его неуклонную последовательность в революционном действии, его преданность революции, его спокойное мужество».
О людях, принятых Азефом в Боевую организацию, Савинков говорит:
«Они участвовали в терроре… с радостным сознанием большой и светлой жертвы».
А вот желавший вступить в Боевую группу молодой Александр Керенский собеседование с Азефом не прошел.
Добавим, что в Боевую организацию эсеров входил и младший брат Азефа – Владимир. О работе родственника на Охранку он не знал, после его разоблачения эмигрировал в США.
По утверждению Бориса Савинкова, Азеф лично запланировал и курировал не менее 25 убийств и покушений. Перечислим самые громкие из них.
В июле 1904 года была взорвана карета сменившего Сипягина на посту министра внутренних дел В. Плеве. Если верить С. Ю. Витте, именно Плеве являлся автором печально знаменитого выражения «маленькая победоносная война»:
«Нам нужна маленькая победоносная война, чтобы удержать Россию от революции».
Исполнителем этого теракта стал студент Е. Созонов. Б. Савинков вспоминал:
«Настойчивость Азефа, его спокойствие и уверенность подняли дух организации, и мне было странно, как мог я решиться ликвидировать дело Плеве (т. е. отказаться от покушения)».
А небезызвестная Екатерина Брешко-Брешковская, вошедшая в историю с прозвищем «бабушка русской революции», которая прежде неполиткорректно называла Азефа «жидовской мордой», после убийства Плеве «поклонилась ему по-русски до земли».
Кстати, для слежки за Плеве некоторые члены Боевой группы стали работать извозчиками и торговцами сигарет – и полиция тогда помогла «порешать вопросы» с настоящими представителями этих профессий, которые наехали было на нежданных и нежеланных конкурентов.
Азеф за это дело получил еще и награду, поскольку сообщил, что ему удалось предотвратить параллельно планировавшееся эсерами покушение на Сергея Зубатова – отправленного Плеве в отставку бывшего руководителя Особого отдела Департамента полиции. Революционеры якобы хотели отомстить ему за создание штрейкбрехерских профсоюзов.
В феврале 1905 года на территории Кремля был осуществлен знаменитый террористический акт против генерал-губернатора Москвы – великого князя Сергея Александровича, дяди Николая II, который был главным виновником трагедии на Ходынском поле. Как шутили не любившие его москвичи, Великий князь тогда «первый раз в жизни пораскинул мозгами». Исполнителем этого террористического акта, как мы помним, был упоминавшийся в первой статье И. Каляев.
8 июня (11 июля) 1905 года П. Куликовский убил московского градоначальника П. Шувалова.
В декабре того же 1905 года был застрелен тамбовский вице-губернатор Н. Богданович, активный участник подавлений крестьянских волнений в этой губернии, а ранее по его приказу были расстреляны демонстранты в Златоусте. Исполнителем выступил слесарь М. Катин.
1 января 1906 года был ранен черниговский губернатор А. А. Хвостов. Исполнители – А. Шпайзман и М. Школьник.
В августе того же года Зинаидой Коноплянниковой на станции Новый Петергоф был убит генерал Г. Мин – командир лейб-гвардейского Семеновского полка, который участвовал в расстреле мирных демонстрантов 9 января 1905 года (в Кровавое воскресенье) и в подавлении московского Декабрьского восстания 1905 года.
Зинаида Васильевна Коноплянникова, сельская учительница, была выдана полиции Азефом и стала первой женщиной, повешенной в России в ХХ веке.
Командир 3-го батальона этого полка Н. Риман чудом избежал покушения, которое пытался совершить А. Яковлев, и был так напуган, что бежал из России. Вернулся летом 1907 года – тайно, предварительно отрастив бороду. А его несостоявшийся убийца – Александр Яковлев, был осужден на каторжные работы, но бежал во Францию, после начала Первой мировой войны вступил добровольцем во французскую армию, 10 апреля 1916 года погиб под Верденом.
В апреле 1906 года Б. Вноровский совершил покушение на московского генерал-губернатора – Ф. В. Дубасова: Дубасов был ранен, его адъютант граф С. Коновницын – убит.
В июле 1906 года в Петергофе Я. Финкельштейн по ошибке застрелил генерал-майора С. Козлова, которого он принял за петербургского генерал-губернатора Трепова. Любопытно, что С. Козлов был женат на правнучке А. В. Суворова.
В начале декабря 1906 года С. Ильинский застрелил в Твери члена Государственного совета графа А. Игнатьева.
В конце декабря того же 1906 года был убит петербургский градоначальник Владимир фон дер Лауниц, который прославился тем, что выдал черносотенцам 2 тысячи рублей в награду за убийство депутата I Государственной Думы М. Я. Герценштейна. Исполнитель – сын сельского священника и бывший семинарист Е. Кудрявцев, который ранее пытался убить Столыпина.
С другой стороны, Азеф предотвратил реально готовившееся покушение на другого министра внутренних дел П. Дурново – весьма своеобразным образом: заявил, что террористом-смертником должен быть только он сам. Эсеры не решились пожертвовать руководителем своей Боевой организации. Сделал это Азеф не бесплатно: потребовал с Департамента полиции дополнительно 5 тысяч рублей. Напуганный Дурново, который из страха быть убитым даже перестал посещать любовниц, без колебаний выделил эти средства.
Азеф также «посодействовал предотвращению» вымышленного им покушения на Николая II.
А вот к громкому покушению на Столыпина 12 (25) августа 1906 года (взрыв казённой дачи премьер-министра на Аптекарском острове Петербурга) Азеф отношения не имел. Эту акцию организовал «Союз эсеров-максималистов», главную роль в её организации играл Михаил Соколов, который во время московского Декабрьского восстания 1905 года был руководителем Боевого комитета Пресни.
Михаил Соколов
Союзниками максималистов выступили большевики. Бомбы для этого теракта были изготовлены в лаборатории Боевой технической группы при ЦК РСДРП, которую возглавлял Леонид Красин (он станет первым наркомом внешней торговли СССР и наркомом путей сообщений РСФСР), а размещалась тогда эта лаборатория в московской квартире Алексея Пешкова. Ответственным за охрану был Симон Тер-Петросян (Камо). Об этом было рассказано в статье Наследница народовольцев Наталья Климова.
После манифеста 17 октября 1905 года некоторые руководители партии эсеров склонялись к тому, чтобы приостановить террор. Против выступил Борис Савинков. Что касается Азефа, то он предлагал «до прекращения боевых действий» осуществить нападение на Охранное отделение:
«Одно дело еще осталось. Единственное дело, которое имело бы смысл. Оно логически завершило бы нашу борьбу и политически не помешало бы. Это взорвать на воздух всё Охранное отделение. Кто может что-нибудь против этого возразить? Охранка – живой символ всего самого насильственного, жестокого, подлого и отвратительного в самодержавии. И ведь это можно сделать. Под видом кареты с арестованными ввезти во внутренний дом охранки несколько пудов динамита – так, чтобы и следов от деятельности всего этого мерзкого учреждения не осталось».
Со второй половины 1906 года Азеф вдруг снова перешел на сторону Охранки: теперь он сообщал дату и время планировавшегося покушения и указанные лица просто переносили поездку, либо меняли маршрут движения. Эффективность Боевой организации эсеров резко снизилась, что дало повод для новых слухов об агенте Охранки, внедренном в руководство.
Японские деньги для русских революционеров
Во время революции 1905 года при участии Евно Азефа, Конни Циллиакуса (финская партия активного сопротивления), Георгия Деканозова (грузинская партия социалистов-федералистов), а также небезызвестного Гапона (позже казненного эсерами по предложению Азефа и Савинкова) была организована транспортировка в Россию крупной партии оружия. Финансирование осуществлял японский военный атташе в Стокгольме Акаси Мотодзиро (до начала войны он был военным атташе в Петербурге).
Полковник Акаси Мотодзиро, в будущем – глава японской полиции в Корее, заместитель начальника генерального штаба, губернатор Тайваня
Для доставки оружия в Россию в Лондоне неким мистером Уоттом – партнером японской фирмы Takada & Company, был куплен пароход «Джон Графтон» водоизмещением около 300 тонн.
Пароход John Grafton на фотографии 1900 года
Уотт перепродал судно виноторговцу Дикенсону, который выступал в роли казначея эсеров. Корабль был переименован, получив название «Луна». В голландском городе Флиссингем команда парохода была заменена на латышей-социалистов. В проливе Ла-Манш с борта другого судна – парохода «Фульхам», переименованного в «Ункай-Мару» (и также купленного на японские деньги), были загружены 16 тысяч винтовок, 3 тысячи револьверов, 3 миллиона патронов и 3 тонны взрывчатых веществ.
«Луна» села на мель в Ботническом заливе близ Ларсмо (моноязычный шведский муниципалитет в нынешней Финляндии) и была затоплена, однако часть оружия удалось перевезти на окрестные острова, а потом – и на материк. По мотивам этих событий в СССР на Рижской киностудии в 1979 году был снят двухсерийный художественный фильм «Ждите «Джона Графтона».
Похожую операцию Акаси провернул на Черном море: пароход «Сириус» (водоизмещение – 600 тонн) доставил из Амстердама 8,5 тысяч винтовок и 1,5 миллиона патронов. Оружие близ Поти было загружено на четыре баркаса, один из которых задержали пограничники. Однако грузины обманули японского полковника: оружие взяли, а восстание так и не подняли.
Акаси потом вспоминал:
«Покупать вооружение было тяжелой задачей – главным образом потому, что каждая партия предпочитала свой вид оружия. Рабочие в составе таких партий, как социалисты-революционеры и польские социалисты, не любили ружья. Напротив, финны и кавказцы, в рядах которых было много крестьян, отдавали предпочтение именно им».
В общей сложности на подрывную деятельность против России Акаси Мотодзиро израсходовал миллион йен (около 35 миллионов долларов) – так называемый «дискредитационный бюджет», выданный ему генштабом, расходовать его он начал еще до начала войны. Генерал Ямагата Аритомо докладывал императору Мэйдзи, что один полковник Акаси в Европе стоит «более 10 дивизий войск в Маньчжурии». Однако в последнее время в самой Японии к деятельности Акаси относятся более скептически, считая, что он не слишком эффективно потратил выделенные ему средства.
Разоблачение Азефа
Еще в 1905 году к Е. Ростковскому – члену петербургского комитета партии эсеров, пришла неизвестная женщина, лицо которой было закрыто вуалью. Она передала ему письмо, в котором, в частности, говорилось:
«Товарищи! Партии грозит погром. Вас предают два серьезных шпиона. Один из них – бывший ссыльный, некий Т... Другой шпион недавно прибыл из-за границы – какой-то инженер Азиев».
Первым, кому Ростковский показал это письмо, был именно Азеф, который перевел разговор в шутку:
«Азиев – это я. Моя фамилия Азеф».
Письмо было объявлено провокацией. Азеф пока оставался вне подозрений. А вот «некоего Т.» эсеры вычислили: им оказался член ЦК Юрий Татаров, который по приговору партии был «казнен» в Варшаве – застрелен Ф. Назаровым.
Что касается Азефа, его заместитель Борис Савинков говорил:
«Если бы против моего родного брата было столько улик, сколько их есть против Азефа, я застрелил бы его немедленно. Но в провокацию Ивана (партийный псевдоним героя статьи) я не поверю никогда!»
Так продолжалось до тех пор, пока за расследование не взялся журналист Владимир Бурцев, который ранее был осужден за участие в одной из народовольческих организаций, год провел в Петропавловской крепости, из сибирской ссылки бежал в Швейцарию, вернулся в Россию осенью 1905 года, но снова выехал за границу в 1907. Он стал широко известен, как «охотник за провокаторами» и даже получил прозвище «Шерлок Холмс русской революции».
В. Л. Бурцев
В 1906 (по некоторым данным – в 1905) году Бурцев получил от одного из своих информаторов сведения, что в Боевую организацию эсеров внедрен агент, известный ему лишь под кодовым именем «инженер Раскин». Некоторые полагают, что в контакт с Бурцевым тогда вступил упоминавшийся в предыдущей статье Леонид Петрович Менщиков, старший помощник делопроизводителя Департамента полиции.
Расследование, проведенное Бурцевым, показало, что наиболее вероятным кандидатом на роль этого агента является инженер-электротехник Е. Азеф – глава Боевой организации эсеров. Разумеется, Бурцеву никто не поверил, и тогда он сам устроил просто вопиющую провокацию. Очень похоже, что именно Бурцев организовал похищение одной и дочерей бывшего директора департамента полиции А. Лопухина (который занимал этот пост в 1902–1905 гг.) – и потом, шантажируя несчастного отца, добился от него признания.
А. А. Лопухин в служебном кабинете
Летом 1908 года 18-летняя Варвара и 12-летняя Мария Лопухины, сопровождаемые гувернанткой по фамилии Рассел, отдыхали в Европе. 24 сентября (по новому стилю) в Лондоне они отправились в театр «Олдуич» на музыкальный спектакль «Веселые гордонцы». По окончании представления, воспользовавшись толчеей, двое мужчин у дверей театра «оттерли» Варвару от сестры и гувернантки и увезли в неизвестном направлении. Мисс Рассел обратилась в полицию, в поисках девушки приняли участие около 100 человек, в газетах было помещено объявление с описанием внешности пропавшей:
«Barbara Lapoukhin, возраст 18 лет, русская, хорошо говорит по-английски, хотя с легким иностранным акцентом; рост 5 футов 6 дюймов; глаза серые; волосы каштановые; цвет лица светлый; носит голубую юбку, шелковую блузу, черное персидское пальто и коричневую шляпку. Она также носила золотую, аметистовую и гранатовую брошь, усаженную маленькими жемчужинами, либо золотой, аметистовый и гранатовый крестик на золотой цепочке».
Интересно, что в похищении девушки подозревали и революционеров, и черносотенцев.
Через два дня Рассел получила письмо, в котором говорилось:
«Когда вы получите это письмо, я буду мертва. Я была схвачена и похищена снаружи театра. Я не знаю кем или почему. Я нахожусь теперь в подвале, страдая и раненная. Я думаю, что я была принята за кого-то еще, и ошибка обнаружилась. Я даю мою брошку маленькой девочке, так чтобы она смогла отправить это письмо вам. Я собираюсь отравиться, или я сойду с ума. Скоро я буду мертва».
Все закончилось благополучно: Варвару Лопухину без объяснения причин отпустили через 6 дней – посадили в экипаж и вытолкнули у собора Святого Павла.
Между тем в Лондон был вызван отец Варвары – А. Лопухин. В пути его уже поджидал Бурцев. На территории Германии между Кельном и Берлином он вошёл в его купе и потребовал подтвердить предательство Азефа. Сам Бурцев потом уверял, что Лопухин сделал это добровольно – поскольку его удалось убедить в двойной игре этого агента.
Однако складывается впечатление, что на самом деле этот «благородный охотник за провокаторами» выступил в роли банального шантажиста. Слишком серьезным было должностное преступление Лопухина: по возвращению в Петербург его лишили гражданских прав и приговорили к каторжным работам, которые, правда, заменили на ссылку в Красноярске.
Лопухин, разумеется, понимал, что его ожидает – и все же решился на скандальное признание. Официальная версия о каком-то невероятном красноречии Бурцева, благодаря которому ему удалось разговорить высокопоставленного полицейского чиновника, не выдерживает никакой критики. Тем более что в Лондоне Лопухин почему-то пошел ещё и на встречу с видными эсерами – Савинковым, Черновым, Аргуновым, и лично сообщил им, что Азеф – агент Охранки и провокатор.
Разоблачение Азефа произвело эффект разорвавшейся бомбы, по репутации партии эсеров был нанесен страшный удар. Смертельно больной Григорий Гершуни хотел покинуть клинику в Женеве и отправиться в Россию, чтобы, став террористом-смертником, своей кровью смыть позор с созданной им Боевой организации – но не смог сделать этого по состоянию здоровья. Заместитель Азефа – Борис Савинков заявил о необходимости восстановить «честь террора».
Листовка-извещение партии эсеров о сотрудничестве Азефа с охранкой
5 января 1909 года Азеф членами ЦК партии эсеров был приговорен к смерти, но своей вины так и не признал. Ему удалось выехать за границу, откуда он писал руководителям партии эсеров:
«Оскорбление такое… не прощается и не забывается… В настоящее время я счастлив, что чувствую силы с вами, господа, не считаться. Моя работа в прошлом дает мне эти силы и подымает меня над смрадом и грязью, которой вы окружены теперь и забросали меня».
Однако позже и Столыпин на выступлении в Думе официально заявил о работе Азефа на Охранное отделение.
У Савинкова была возможность убить Азефа, но он отпустил его. Другим руководителям эсеров он говорил об этом:
«Впоследствии я задавал себе такой вопрос: понимал ли я в то время, ясно ли я давал себе отчет, что из всех товарищей по партии именно на мне... лежит обязанность персонально убить Азефа? И я себе ответил, что да, я совершенно ясно эту свою ответственность сознавал.
Тогда я задал себе вопрос: почему, собственно, я Азефа не застрелил тут же на допросе? И вот я вам должен ответить совершенно искренне, как я себе ответил на этот вопрос.
Нужно вам сказать, что мои отношения с Азефом в последние годы были очень хорошими. Личной дружбы между нами никогда не существовало, но в моих глазах он был единственным достойным мне товарищем по прошлым боевым делам.
И я не ошибусь, когда скажу, что мое чувство к нему было приблизительно братское.
Когда я убедился, что он провокатор, я понял, что в тот момент мое чувство к нему не изменилось, то есть я чувством этого не воспринял.
Когда я голосовал в собрании за его убийство, я голосовал чисто логически, лично же я в себе, несомненно, сил его убить в тот момент не чувствовал и на допросе с ним говорил, зная и понимая, что он провокатор, не так, как если бы я говорил с чужим мне провокатором... ответственность за побег падает исключительно на меня, что он убежал только потому, что в нужный момент я не нашел в себе сил его убить, поднять на него руку… ответственность за его побег я считаю возложенной лично на меня и что именно я больше, чем кто-либо другой, за это отвечаю».
Тогда я задал себе вопрос: почему, собственно, я Азефа не застрелил тут же на допросе? И вот я вам должен ответить совершенно искренне, как я себе ответил на этот вопрос.
Нужно вам сказать, что мои отношения с Азефом в последние годы были очень хорошими. Личной дружбы между нами никогда не существовало, но в моих глазах он был единственным достойным мне товарищем по прошлым боевым делам.
И я не ошибусь, когда скажу, что мое чувство к нему было приблизительно братское.
Когда я убедился, что он провокатор, я понял, что в тот момент мое чувство к нему не изменилось, то есть я чувством этого не воспринял.
Когда я голосовал в собрании за его убийство, я голосовал чисто логически, лично же я в себе, несомненно, сил его убить в тот момент не чувствовал и на допросе с ним говорил, зная и понимая, что он провокатор, не так, как если бы я говорил с чужим мне провокатором... ответственность за побег падает исключительно на меня, что он убежал только потому, что в нужный момент я не нашел в себе сил его убить, поднять на него руку… ответственность за его побег я считаю возложенной лично на меня и что именно я больше, чем кто-либо другой, за это отвечаю».
«Восстановить честь террора» эсерам не удалось: провалились все запланированные террористические акты.
Провокатор Азеф во главе Боевой организации действовал гораздо более эффективно, нежели честный социалист-революционер Савинков. В начале 1911 года Боевая организация партии эсеров была распущена.
Азеф в эмиграции
Уехав за границу, Азеф обосновался в Берлине, где жил под именем Александра Ноймайра, избегая встреч с выходцами из Российской империи. Здесь он снова вступил в брак – его новой избранницей стала молодая певица Хедвига Клёпфер.
Е. Азеф и Х. Клёпфер на пляже в Остенде
Великолепный организатор, человек железной воли, стратег, неведомый и вездесущий палач, державший в страхе высших сановников Российской империи, в эмиграции вдруг превратился в ничем не примечательного обывателя.
Материальное благосостояние Азефа подкосила Первая мировая война, поскольку все свои сбережения он патриотично вложил в российские ценные бумаги. Пришлось открыть шляпно-корсетную мастерскую. А в 1915 году он, как вызывавший подозрение подданный Российской империи, был арестован и два с половиной года провел в знаменитой Моабитской тюрьме.
Давно отошедший от дел лидер эсерской Боевой организации германскими властями был признан… анархистом. На свободу он вышел в декабре 1917 года – после того, как большевики заключили с Германией перемирие.
Долго после этого не прожил – умер 24 апреля 1918 года от почечной недостаточности. Был похоронен в безымянной могиле № 446 на берлинском Вильмерсдорфском кладбище.
- Автор:
- Рыжов В. А.